(первая публикация - на сайте Круг Времени - Калачакра www.kalachakra.ru в 2004)

 

 

 

Хочу поделиться с вами своими размышлениями о переводе. Ведь мы с вами, переводчик и читатели-практикующие, оказываемся и находимся в одной лодке. Так что, наверное, мои размышления и подходы имеют к вам прямое отношение. Особенно если вы тоже задумываетесь над терминами, стилистикой текстов и т.д.

 

 

Я думаю это, 1. исходя из позиции самого Пробужденного – Мудреца Шакья, заповедовавшего ученикам изложение своего Учения на родных языках слушателей, 2. а также исходя из принципов и опыта тибетцев, представляющих для меня в моей деятельности перевода непревзойденный пример. Вы знаете? - они перевели все!: не только такие слова, как клеша, аварана, сангха, санскара, бодхисаттва, бодхичитта, скандха, т.д., но даже слово Будда – перевели! а не заимствовали: по-тибетски Будда – Сангьей. Они перевели! - а не заимствовали - и имена буддийских персонажей: начиная от имен бодхисаттв (Акшобхья, Манджушри, т.п.), включая всех божеств Ваджраяны, и вплоть до личных имен индийских буддийских Учителей и ученых. Это и называется: тибетская традиция буддийских переводов.

Была и китайская традиция - переводить с заимствованием, калькированием санскритских слов: в итоге китайские переводы полны невнятных терминов и имен, в китайском фонетическом искажении (а оно для всех неминуемо при заимствованиях!) передающих санскритские оригиналы. И недостаточно знать китайский язык, чтобы понимать это! - надо еще знать целый словарь китайских-санскритских буддийских "технических" терминов.

 

Принципиальные проблемы возникают при переводе собственно терминологии, это понятно.

Здесь мы имеем дело с наиболее остро и ярко воплощенной проблемой освоения буддизма в рамках своей культуры. В общем эта проблема распространяется на соотнесение культурых парадигм и охватывает следующие проблемы: какие модели поведения, этикета, социального устройства должны мы перенимать из буддийской тибетской культуры, а какие нет? Как нам подходить к философским концепциям – учитывать ли существующие или существовавшие на Западе параллельные или дополнительные концепции? – и т.д.

 

Для терминологии мое кредо следующее: мы должны переносить из другой культуры драгоценные языковые экспонаты буддийской ментальности, как пересаживают образцы растений - и в нашей родной почве эти образцы должны прижиться и вырасти, приспосабливаясь к местным условиям. Так в результате возникают новые местные варианты перенесенных образцов - то есть ель сохраняет принципиальные качества ели, яблоня – яблони и т.п.), а русские названия характеристик Будды – качества характеристик Будды.

В рамках этого примера языковые заимствования вместо перевода (например – бодхичитта, Бодхисаттва, клеши, скандхи и т.д.) я сравню с выращиванием привезенных образцов растений в застекленных от местного окружения теплицах. Конечно, в теплицах растения тоже вырастают и сохраняют все свои качества, однако они остаются принципиально отделенными от среды чужаками – экзотическими растениями. Может быть, с некоторыми растениями и невозможно поступить иначе. И мы, возможно, с терминологией не сможем поступить иначе в некоторых исключительных случаях. Так трудно придумать перевод для слова ваджра по причине экзотического историко-этнографического комплекса значений этого слова - хотя тибетцы перевели: дорчже, то есть превосходный камень. В тибетском переводе отражена одна сторона из комплекса значений: крепость и драгоценность, но здесь, правда, пропадает историческое значение: ваджра как пучок молний – оружие Индры. Однако даже и в таком трудном случае позволительно экспериментировать - например, можно предложить русское слово «сполох»   - образ молнии, с приведением к мужскому роду, что принципиально для этого термина.

В подавляющем же большинстве случаев нам вполне посильно без особых проблем выращивать свои образцы, воплощающие существенные характерные признаки иноземных образцов и начинающие выражать также местные особенности, соответствующие среде.

 

Конечно же, то, о чем я говорю, неминуемо требует творчества – и в данном случае бояться творчества - значит не решать проблемы отыскания наиболее пригодной местной почвы для пересадки и метода самого пересадки, но сохранять образец в теплице или варварски втыкать в любую почву без раздумий: авось приживется.

При этом, когда я говорю о творчестве, я не подразумеваю подмену переносимого образца другим, каким-нибудь местным растением, на который мы просто навесим необходимую бирку: «гималайский кедр» и т.п.

 

 

Так что я лично делаю при переводе следующее:
 

 

Некоторые пересаживаемые образцы в плане метода пересадки могут нуждаться в подпорках – иначе корни их расшатаются и они не приживутся, так же и с терминами: некоторые внове вводимые русские термины нуждаются в сопровождении первоначальной интерпретации, отграждения их активизированных в данном случае значений (это могут быть и устаревшие значения) от тех, что в данном случае не в активе, ведь многие слова обладают рядом значений и подтекстов. 

 

Думаю, мы можем и создавать новые для русского языка слова, пусть читатели замечают, что это особый язык – буддийский. С моей точки зрения, это не криминально, это нормально. В санскрите и тибетском тоже возникли некоторые слова, принадлежащие исключительно буддийской лексике и отсутствующие в обыденном языке. Пусть читатели замечают, что это буддийский язык, но пусть этот язык будет понятным на корневом уровне – продолжает быть русским.

 

 

 

М.К.

 2003-2004