Дети малы, Город велик. Дети приходят в него с мамами на прогулку и верят,

что Город – это весь мир. Во всю ширь мира простирается стена Таврического Сада. От земли до неба тянется ввысь Смольный Собор.

Постепенно из мглы неосознанного, стерегущей ребенка за пределами ближайшего круга его Я, - на пути первооткрывателя - по дороге в детский сад выступают один за другим дома-великаны – каждый, повернувшись немножко углом, - так, что его нельзя не заметить, не испытать чувства сопротивления его твердой массы, нельзя не принять его во внимание и не дать ему с момента встречи навсегда свое имя, свою важнейшую характеристику: "Дом, по которому мчится Ангел, трубя на трубе", "Дом, где булочная с розовыми булочками", "Дом, в который ходит тетя в рыжей лисьей шубе, но всегда без шапки и часто с мокрыми волосами, отжимая их и отряхивая после купания в проруби на пруду", "Далекий дом, куда подъезжали белые машины с красными крестами, и из которого вынесли Мертвого Человека", "Дом, в котором живет самостоятельный черный пудель".

Дома уходят в небо, дороги – за пределы пространства, взрослые движутся, точно быстрые тени деревьев. Некоторые из них приближаются и приобретают черты. Экстравагантной дамой выступает районная Почтальонша – в своем берете набекрень, с гордой прической цвета меди, пунцовыми от помады губами, изумрудной курткой и меховыми ботинками. Она здоровается всегда первой с детьми, а Мама и Папа сами здороваются с нею. Вдоль дома по Калужскому переулку гуляет Слепой. Шурша палкой перед собой, он семенит до конца вытянутой современной пятиэтажки, там тормозит и ударяет палкой об землю, как жезлом, делая точку, затем поворачивается и снова семенит обратно до противоположного конца дома, где ставит точку и возвращается –так продолжается, пока ребенок идет с Мамой в Таврический, гуляет, бредет домой. Проходит час, и Слепой завершает прогулку последней точкой. Как знать, может быть, у Слепого есть тайна, и он не простой человек, а чудодейственный хранитель Времени?

Мама и Папа кружат вокруг непрестанно – с лаской, шумными песнями, шутками, сказками по вечерам: сказками из книжек и из головы. Из них можно доставать сказки, которых хочется сегодня, сейчас. В них сказки хранятся, пригреваются, растут, длительно разворачиваются, как маленькое облако в небе разворачивается в спиралевидного змея с бесконечным хвостом. Папа знает все про Мальчика-Бегуна, от которого никогда не знаешь, чего ожидать, и который вечерами перед сном удивительным образом мягко отзеркаливается от самого ребенка, вылетает прозрачной стрелой в прихожую, а дальше – бежит вниз по лестнице, выскальзывает во двор, потом – под арку, мчится по улицам Города, вперед-вперед!… По утрам Мама и Папа уходят из дома – Папа всегда стоит-ждет на пороге, Мама бегает из прихожей в комнату, в ванную, опять в комнату, на кухню, снова в прихожую, точно большая птица носится по дому в сквозном свете, переливающемся из окон комнат в окна прихожей, из окон прихожей – в окна кухни...

Иногда приходит Дядя, умеющий красиво играть на флейте, , он всегда в черной шапочке и никогда не обнажает головы - он не проходит сразу, он оглядывается и прислушивается ко всем звукам квартиры, он сначала не снимает верхней одежды, потом, сняв, не вешает на крючок, а ищет, трогая рукой пространство, для нее особое место и наконец укладывает на кресла. 

Иногда заезжает мамина Подруга захватить Маму с собой на машине в театр – она забегает в театральном платье, как из сказки, накинув незастегнутую шубку, и вместе с Мамой, принимающей похожий вид, уходит на мороз – из окна можно видеть, как они запархивают в машину, хохоча и от смеха в суете поочередно роняя на снег театральные сумочки.

Машины мчат по дорогам, как самостоятельно живущее племя могучих хищных существ. Когда сами дети едут в машинах, Город движется и танцует со всех сторон, и тогда он воспринимается единым махом, единым потоком, обтекающим вокруг, подмигивающим светофорамию, или вздымающимся гигантским драконом Большеохтинского моста, расправленным блеском Невы, возникающей то здесь, то там в разных местах машинного пути, и еще – всеми ее многочисленными рукавами и ответвлениями, в которых невозможно совсем не запутаться, и каналами, которые внутри Города составляют как бы свою тайную сеть заговора воды – едешь-едешь на машине между домов, деревьев по суше, и вдруг приоткрывается вена канала, и видишь, что, оказывается, посреди земли спрятана жизнь воды, а внутри узкого затерянного канала – плавают утки, мелькают лодки.

Город размахивает руками статуй – то зовет, то отталкивает. Статуи вообще играют с детьми в свои игры, беря в состав играющих и коней, и драконов, катая мяч львиной лапой, водя хороводы. Иногда они садятся, опустив тихо голову, или чопорно выпрямляются и притворяются омертвелыми, но стоит подбежать поближе и залезть им на колено или заглянуть сбоку, как из-под трона тотчас выберутся осторожные, но непоседливые звери или чьи-то эксцентрические фигуры, тогда уже и сама статуя усмехнется углом рта или нетерпеливо дернет плечом.

Иногда дети едут в метро, а навстречу им целый Город съезжает на эскалаторах. Лица сливаются в плотно затканную драгоценную ткань, как осенние листья - в ковер на земле под ногами.

Решительно серьезный ребенок спрашивает:

-         Мама, почему Восстания?

Она отвечает:

-         Ну, так назвали.

-         А почему Восстания?

-         Такое слово.

-         Нет, почему? Против кого восстание – против нас?

Она молчит.

-         Или это против друг друга восстание?

 

В собственном мире детей живут Голуби, Кошки, дружественные Собаки. Недружественные Собаки живут поодаль. Чужих дружественных Собак, впрочем, тоже редко подпускают к детям. Так что вне дома в собственном мире детей больше всего Голубей и Кошек, еще есть, конечно, Вороны.

 

Иногда мы пробуем, подойдя к детям ближе, попасть в Город наших детей. На короткий момент это нам удается, - тем труднее потом обнаруживать снова ограниченные известными перекрестками улицы с уменьшившимися в размерах домами и стертыми очертаниями; осевший Парк, сжавшийся из бескрайнего заповедного Леса до скромного комплекса детских площадок, дорожек и деревьев; пустое без великих знаковых фигур и холодное пространство; плоские без затаенных смыслов названия и мгновения. Так остро чувствуется это все после попытки своего возвращения на места детства!

И дети, если случается им совпасть с нами, взрослыми, в переживаниях, замерев, отталкиваются от нашего показавшегося им на минуту видения – и их Город возвращается. Вечный Город.